Анналы Хичи - Страница 8

Но в своем другом предположении Фемтовейв ошиблась. Снизи ничего не забыл.

Может, и запомнил он не совсем так, как нужно. Ему запомнилось не только то, что люди дерутся, но и то, что при этом не обязательно пользоваться огромными разбухшими кулаками или гигантскими толстыми ногами. Можно причинить боль, просто придумав прозвище.

Я опять не с того начал? Следовало сначала объяснить, какова цель Сторожевого Колеса?

Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда. Вернемся еще немного назад и попробуем объяснить непонятное.

Когда первый хичи, уже не контролировавший свою судьбу (его звали Капитан), встреться с первым человеком, который уже мог контролировать (его звали Робинетт Броадхед, потому что это был я), ребенок хичи по имени Стернутейтор находился вместе с родителями на дежурном корабле в центре. Ему хотелось домой. Его «дом» – уютный маленький городок с населением в восемь или десять миллионов на планете оранжево-желтого солнца в середине большой черной дыры в центре Галактики. Даже в три года Снизи знал, что это значит. Он знал, почему его семья живет на корабле. Причина в том, что может настать время, когда им придется все бросить и нырнуть через барьер Шварцшильда в район наружных звезд.

Конечно, он не думал, что это случится именно с ним. Никто так не думал. А вот когда он вместе со своей семьей оказался на Сторожевом Колесе, Снизи понял, что такое настоящая тоска по дому.

Цель Колеса очень проста.

Это место установки кушеток для сновидений.

Кушетки для сновидений – изобретение хичи, с которым мы познакомились еще до встречи с первым живым хичи. Помимо всего прочего, хичи использовали их для того, чтобы следить за планетами, на которых когда-нибудь может возникнуть разумная жизнь, но еще не возникла – как наша планета несколько сотен тысяч лет назад, когда хичи в последний раз посещали Землю.

«Сны», которые улавливала кушетка, не были снами. В основном это эмоции. Хичи (или человек), закутавшись в блестящую металлическую паутину кушетки для сновидений, ощущал эмоции других существ, даже находящихся очень далеко. «Далеко» в планетарных масштабах. Это происходило потому, что, к несчастью, сигналы кушетки доносятся простой электродвижущей силой. Они ограничены скоростью света и подчиняются закону обратных квадратов, так что эффективная дальность кушетки не превышает нескольких миллиардов километров, а звезду от звезды отлепляют триллионы и триллионы.

Задача Бремсстралунга и других операторов, людей и хичи, заключалась в том, чтобы быть глазами и ушами Колеса. Они должны были наблюдать за самым важным объектом космологии людей и хичи – за кугельблитцем, висящим снаружи галактического ореола. В самой Галактике не нашлось достаточно близкого объекта для этой цели. Так что пришлось построить Колесо и поместить его на расстояние всего в шесть астрономических единиц от кугельблитца, в почти абсолютную пустоту внегалактического пространства.

Все согласились, что это самое разумное. Конечно, если все-таки что-то произойдет в кугельблитце и наблюдатели получат сигналы, которых опасаются, это случится через сорок с лишним минут после самого происшествия, потому что именно столько времени потребуется сигналам, чтобы со скоростью света преодолеть расстояние, в шесть раз большее, чем отдаление Земли от Солнца (как известно, расстояние между Землей и Солнцем и есть астрономическая единица).

Была также некоторая неуверенность, что в случае такого события Сторожевое Колесо вообще будет в состоянии что-нибудь уловить.

В конце концов, утверждали некоторые, кушетки для сновидений сооружены хичи первоначально не для того, чтобы улавливать эмоции записанных машиной разумов, как мой Альберт Эйнштейн; только после того как с ними повозились люди, эти устройства стали способны и на такое. Можно ли надеяться, что они смогут уловить совершенно неизвестные подписи теоретически существующих Убийц?

По поводу этой второй проблемы никто не мог предложить ничего иного.

А по поводу первой – если уже несколько миллионов лет вокруг кугельблитца ничего не происходило, имеют ли значение три четверти часа в ту или другую сторону?

На следующее утро Снизи разбудил голос домашней машины из стены. Она говорила:

– День учения, Стернутейтор. День учения. Проснись. Пора на День учения!

Она продолжала повторять это, пока Снизи не выбрался из мягкого и теплого объятия своего гамака-кокона, и только тогда машина смягчилась:

– День учения, Стернутейтор, но Учение только второго класса. Уроков не будет.

Так дурная новость для Снизи обернулась хорошей! Он подвесил свою капсулу между тощими бедрами, оделся и связался с Гарольдом – они на самом деле не всегда дрались, – смазывая маслом зубы.

– Посмотрим, как садится корабль? – предложил Снизи, и Гарольд, растирая глаза и зевая, ответил:

– Клянусь твоим тощим задом, Допи, конечно. Встретимся через десять минут на углу у школы.

Так как сегодня День учения, пусть даже второго класса, родители Снизи уже находились на своих постах, но их обоих заменила домашняя машина. Она умоляла Снизи позавтракать (не в такое утро! но ему пришлось разрешить ей сделать для него сэндвич), уговаривала принять воздушную ванну (но он уже принимал ее накануне вечером, а даже его отец не так строг насчет гигиены). Снизи захлопнул дверь квартиры под уговоры домашней машины и побежал по опустевшим по случаю Дня учения коридорам Колеса к школьному залу.

Когда Гарольд не давил на него, а Снизи не возмущался, они становились друзьями.