Анналы Хичи - Страница 65

Но меня они не убедили. Я видел их жертвы. Мы с Эсси сами едва не стали их жертвами, когда группа Хеймата взорвала петлю Лофстрома. Он решил, что мы находимся в ней. И так как мы были свидетелями, мы попали и на суд над Хейматом, и я слышал все об остальных жертвах. Больше всего я слушал Хеймата и видел его, прямого и очень военного, на скамье подсудимых. Он выглядел обозном современного генерал-майора в своем белом мундире, с сильным грубоватым лицом. Он вежливо слушал свидетелей, которые рассказывали, как он, в личине генерал-майора Оборонительных Сил Соединенных Штатов Америки, втайне создавал группы, которые взрывали петли запуска, сбивали спутники, отравляли воду и даже умудрились украсть кушетку для сновидений, чтобы поразить человечество болезненными фантазиями. Конечно, в конце концов его поймали. Но он дурачил всех почти десять лет, сидя с честным лицом на заседаниях штаба по обсуждению антитеррористической деятельности, прежде чем такие люди, как Эскладар, пришли в себя и благодаря им полицейским силам мира удалось связать Хеймата с убийствами и взрывами бомб. Для него все это не было преступлением. Простая стратегия.

Для меня суд над Хейматом был необычным испытанием. Незадолго до этого я умер и впервые появился на публике в голографическом изображении, в то время как суть моя находилась в гигабитном пространстве. Тогда это была необычная ситуация, и адвокаты Хеймата пытались помешать мне свидетельствовать, потому что я не «личность». Конечно, им это не удалось. Впрочем, даже если бы и удалось, особого значения это не имело бы, потому что было множество других свидетелей.

Хеймату, по-видимому, было все равно. Арест и осуждение он рассматривал как несчастную случайность. Цинично и уверенно он говорил об окончательном вердикте истории, потому что не сомневался в том, каков будет вердикт суда. Но когда показания давал я, он настоял на том, чтобы самому проводить перекрестный опрос, а его адвокаты кипели от негодования.

– Вы, Броадхед, – заявил он. – Вы смеете обвинять меня в измене, когда сами связались с врагами человечества! Мы не должны были договариваться с хичи! Убить их, взять в плен, окружить ядро, в котором они скрываются, расстрелять их...

Это было невероятное выступление. Когда суд наконец заставил его замолчать, Хеймат вежливо поклонился суду, улыбнулся и сказал:

– У меня больше нет вопросов к устройству, именующему себя Робинеттом Броадхедом, – и с гордым и уверенным видом стал слушать дальше.

Таков Хеймат. Но если возможно, Сирин Бейсингстоук еще хуже.

При первой встрече два отставных чудовища проявляли осторожность. Они знали друг друга.

Хеймат заторопился в зал отдыха и нашел там Бейсингстоука, который лениво смотрел, какие развлечения способно предоставить это новое место. Они серьезно пожали друг другу руки, потом отступили и осмотрели друг друга.

Сирил Бейсингстоук был кюрасаец, абсолютно черного цвета, такого же возраста, как Хеймат (и я), но настолько избалован Полной Медициной, что выглядел лет на сорок пять.

– Приятно снова встретиться, Берп, – сказал он глубоким, красивым и дружеским голосом. Бейсингстоук говорил без акцента – ну, может, слегка с немецким или голландским. Его хорошо научили английскому фризские монахи в католической школе. Бейсингстоук родился на островах, но в его речи не было недостатков. Если его не видишь, невозможно догадаться, что говорит чернокожий, хотя говорит он не так, как американцы: гласные звучнее и округлее, более выражена интонация.

Бейсингстоук посмотрел в окно на лагуну.

– Неплохое место, Берп, – сказал он. – Когда мне сказали, что переводят сюда, я ожидал гораздо худшего. Например, планета Афродита, та, что вращается вокруг яркой звезды и на ней можно жить только в туннелях.

Хеймат кивнул, хотя ему было все равно где находиться. Вспомнив, что он в некотором смысле хозяин, он заказал у официанта выпивку.

– К несчастью, – улыбнулся он, – алкоголь здесь не разрешают.

– В Пенсакале тоже, – ответил Бейсингстоук. – Поэтому я был так рад, когда меня освободили, хотя, если помнишь, я никогда особенно не пил.

Хеймат кивнул, разглядывая его.

– Сирил? – наконец начал он.

– Да, Берп?

– Ты был снаружи. Потом нарушил свое слово. Зачем ты убил этих людей?

– Ну, видишь ли, – сказал Бейсингстоук, вежливо принимая у официанта имбирный эль [безалкогольный газированный напиток], – они меня рассердили.

– Я так и думал, – сухо сказал Хеймат. – Но ты должен был знать, что тебя снова посадят.

– Да, но у меня есть гордость. Или привычка? Я думаю, дело в привычке.

Хеймат сердито сказал:

– Так может говорить прокурор.

– Может, в каком-то смысле прокурор прав относительно таких людей, как мы с тобой, Берп. Мне не нужно было убивать этих людей. Понимаешь, я не привык к многолюдью. Все толпились и толкались, чтобы сесть в автобус. Я упал. И все стали смеяться. Рядом стоял полицейский с автоматом, он тоже смеялся. Я отобрал у него автомат и...

– И расстрелял тридцать пять человек?

– О, нет, Берп. Около девяноста, но умерло только тридцать пять. Так мне сказали. – Он улыбнулся. – Я не считал трупы.

Он вежливо кивнул Хеймату, который сидел молча, прихлебывая свой напиток. Бейсингстоук принялся разглядывать виды Мартиники, Кюрасао и Виргинских островов.

– Какие прекрасные места, – вздохнул он. – Я почти жалею, что убил этих людей.

Хеймат вслух рассмеялся, качая головой.

– О, Сирил! Неужели правда, что у нас привычка убивать?

Бейсингстоук вежливо ответил: