Анналы Хичи - Страница 34

– Для начала я отзываю ваше разрешение на полеты, выданное ЗУБами. Запрет вступает в действие немедленно, – сказал он.

Для Эсси это было слишком.

– Хулио, – выдохнула она, – вы что, спятили?

Я успокаивающе положил на нее руку. И сказал:

– Хулио, у меня сейчас на уме множество дел, и среди них нет ЗУБов. По крайней мере не в начале списка. Я не собирался в ближайшем будущем никого в ЗУБах тревожить. Пока вы не ютись со своим высокомерным запретом. Теперь, конечно, придется проверять, чем занимаются ЗУБы.

Он взревел:

– Я прикажу арестовать вас!

Я начинал наслаждаться ситуацией.

– Нет, не арестуете. Потому что у вас не хватит власти. И политического влияния. Потому что у меня Институт.

Это заставило его призадуматься. Институт Броадхеда для исследований за пределами Солнечной системы – одна из моих лучших идей. Я основал его очень-очень давно совсем по другим причинам. Говоря откровенно, я сделал это из-за налогов. Но я много вложил в него. Позволил ему заниматься чем угодно за пределами Солнечной системы и был достаточно предусмотрителен, подбирая совет директоров, так что теперь в нем люди, которые делают то, что я скажу.

Кассата оправился быстро.

– К дьяволу политическое влияние! Это приказ!

Я задумчиво улыбнулся. Потом позвал:

– Альберт!

Он возник, мигая в мою сторону поверх трубки.

– Передавай мое сообщение, – приказал я. – Начиная с этой минуты, все отделы Института должны прекратить всякое сотрудничество с Звездным Управлением Быстрого реагирования и отказывать персоналу ЗУБов в доступе к любой информации и базам данных. Укажи причину: прямой приказ Хулио Кассаты, генерал-майора, ЗУБы.

Кассата выпучил глаза.

– Минутку, Броадхед! – начал он.

Я вежливо повернулся к нему.

– У вас есть какие-то комментарии?

Он вспотел.

– Вы этого не сделаете, – голос его звучал странно – наполовину просьба, наполовину рычание. – Мы ведь все в этом заинтересованы. Враг – это наш общий Враг.

– Ну как же, Хулио, – ответил я. – Я рад это слышать от вас. Мне казалось, что Враг – ваша личная собственность. Не волнуйтесь. Институт не перестанет действовать. Работа продолжится; разведывательные корабли будут собирать сведения; мы по-прежнему будем накапливать данные о Враге. Мы просто больше не будем делиться ими с ЗУБами. Немедленно. Ну, что, отправлять Альберту сообщение или нет?

Генерал с ошеломленным видом стряхивал пепел с сигары.

– Не нужно, – пробормотал он.

– Простите. Я не расслышал, что вы сказали.

– Нет! – Он в отчаянии покачал головой. – Он обломает об меня палку.

Единственный «он», кого он мог иметь в виду, был плотский генерал Кассата. То есть, конечно, и он сам.

– Он сказал «он», – обратился я к Эсси, когда Кассата мрачно удалился.

Она серьезно ответила:

– Это интересно, я согласна. Двойник Хулио начинает считать плотского Хулио отдельной личностью.

– Шизофрения?

– Страх, – поправила она. – Он осознал, что время его жизни ограничено. Жалкий маленький человек. – Потом сказала почтительно: – Дорогой Робин. Я понимаю, что твои мысли в другом месте...

Я не подтвердил, потому что это было бы невежливо; но и не стал отрицать, потому что это правда. Даже споря с Хулио Кассатой, я продолжал поглядывать на сцену в Центральном парке. Мой двойник наконец дошел до Клары и поздоровался, и она только начинала говорить:

– Робин! Как при...

– ...но можно мне сделать предложение?

– Конечно, можно, – ответил я в замешательстве. Если бы у меня были кровеносные сосуды, от которых краснеет лицо (кстати, было бы и само лицо, которое может покраснеть), я, вероятно, вспыхнул бы. Может, я и так это сделал.

– Предложение успокоиться, – сказала она.

– Конечно, – ответил я, кивая. Я сказал бы «конечно» в ответ на любое ее предложение. – А теперь, если не возражаешь, я хотел бы...

– Я знаю, чего бы ты хотел. Но возникают проблемы в несовпадении временных шкал, верно? Так что тебе особенно торопиться некуда, дорогой Робин. Может, немного поговорим вначале?

Я сидел неподвижно. (Клара только что кончила «...ятно...», и губы ее начали складываться для произнесения «снова тебя увидеть»). К этому времени я испытывал сильное замешательство. Нелегко сказать одной женщине, что вы очень хотите поговорить с другой, когда совесть у вас нечиста. А мне всегда казалось, что у меня по отношению и к моей дорогой жене Эсси, и к давно утраченной возлюбленной Джель-Кларе Мойнлин нечиста совесть.

С другой стороны, Эсси абсолютно права. Торопиться некуда. Она с любовью и заботой смотрела на меня.

– Трудная для тебя ситуация, дорогой Робин?

Я мог только ответить:

– Я очень люблю тебя, Эсси.

Она выглядела не любящей, а раздраженной.

– Да, конечно. – Пожала плечами. – Не меняй тему. Ты любишь меня. Я люблю тебя, мы оба в этом не сомневаемся; к настоящему обсуждению это не имеет отношения. Мы обсуждаем, что ты испытываешь по отношению к очень хорошей женщине, которую ты тоже любишь, – Джель-Кларе Мойнлин. Какие при этом возникают осложнения.

Когда она это высказала, прозвучало еще хуже. И нисколько меня не успокоило.

– Мы обсуждали это миллион раз! – простонал я.

– Почему бы тогда не обсудить миллион первый? Успокойся, дорогой Робин. У тебя еще пятнадцать, может быть, восемнадцать миллионов миллисекунд, прежде чем Клара кончит говорить, как ей приятно снова тебя увидеть. Так что мы вполне можем поговорить, конечно, если ты этого хочешь.

Я подумал и сдался. Сказал:

– Почему бы и нет? – И действительно, никакой причины, чтобы не поговорить, не было.